В детстве у меня была подружка Лена, мы с ней были, что называется, не разлей вода. Дружили с детского сада, а когда по шли в школу, то родители часто отправляли меня отдыхать к лениной бабушке, под Воронеж.
Места там были изумительные – лес, поля, речка, где с радостью плескались две босоногие девчонки. Посереди этого находилась живописная деревушка в домов 15. Поэтому все жители знали нас, а мы, конечно же их. Но особенно мне запомнилась баба Нюра, о которой я сейчас и хочу рассказать.
Чтобы вы могли ее себе вполне представить, вспомните известный типаж милых деревенских старушек – с заскорузлыми руками, в чистом платочке на седой голове, с необычайно доброй мягкой улыбкой и лучистыми морщинками вокруг выцветших глаз.
А еще мне запомнилась вечная вытертая телогрейка, которую она носила даже летом. Когда мы с ней встречались, то она постоянно доставала из своего кармана что-то вкусненькое – или пару карамелек, или печенье, или яблоко. Смотрела на нас, гладила по головам и уходила. Почему-то ни разу не пригласила к себе. Впрочем, тогда нас это не интересовало.
А вот наша бабушка, хотя сама и не раз помогала Нюре справиться с огородом, нам говорила, чтобы мы держались от нее подальше. Мне показалось, что ей не нравится наше общение. И один раз я спросила ее – почему так. Бабушка замялась немного, и сказала, что баба Нюра только с виду такая добрая да безобидная, так что лучше к ней не ходить.
В остальном же мы вели обычную жизнь деревенских ребятишек. Играли с местными, жгли вечерами костер, пекли картошку. Однажды, как всегда мы заигрались на улице и возвращались домой довольно поздно.
Было уже совсем темно, и почти все в деревне спали – света нигде не было. Обычное дело – деревенские жители привыкли рано ложиться спать. Это для ребятни летом развлечение, а взрослым приходится много и тяжело работать.
Когда мы с подружкой проходили мимо дома бабы Нюры, то заметили, что у нее горит свет. Нас разобрало любопытство, мы не удержались, тихонько подобрались и заглянули в освещенное окно.
Старушка сидела одна в комнате, уставившись в одну точку. Что ее заинтересовало, было непонятно – в том углу, куда она смотрела, никого не было, экран телевизора тоже был темным. Как вдруг, неожиданно баба Нюра вскочила со стула и закричала – убирайся отсюда, уйди, оставь меня в покое!
Мы очень испугались, однако, сама не знаю почему, не убежали. Наши ноги словно вросли в землю. Баба Нюра же продолжала бегать по комнате, словно спасаясь от кого-то, и продолжала кричать, чтобы он уходил и не трогал ее.
Но в комнате, насколько мы могли видеть, больше никого не было. А она все продолжала и продолжала бегать и кричать, хватая разные вещи и бросая их в кого-то, кого мы не видели.
Мы уже хотели бежать звать кого-то на помощь соседке, как вдруг все закончилось. Баба Нюра опустилась на старый продавленный диванчик, замолчала и начала горько плакать.
Почти на цыпочках, стараясь не производить никакого шума, мы отошли от окна и бросились домой. Там, стараясь не шуметь, забрались в свою кровать, но долго не могли уснуть, ворочаясь и шепотом обсуждая увиденное, пока бабушка Лены на нас не прикрикнула.
Конечно, утром мы ей все рассказали. Та внимательно выслушала нас и молча покачала осуждающе головой. А потом отругала нас за непослушание и строго настрого велела молчать об увиденном ночью, никому не говорить, и ни с кем не советоваться на эту тему.
Но мы никак не могли успокоиться и продолжали расспрашивать бабушку – нас разбирало любопытство – с кем могла говорить баба Нюра и от кого она бегала по комнате.
Бабушка, поняв, что мы не отвяжемся, усадила нас и рассказала следующую историю.
Оказывается, в молодости баба Нюра имела довольно капризный характер. Еще в девках все перебирала парней, а когда, наконец, вышла замуж, то постоянно ругалась с мужем, требовала, чтобы в доме все делалось по ее желанию.
Муж же уступать не желал, тоже имел тяжелый характер, вот и ругались они день за днем. Иногда и дрались даже. Так и прожили, до самой его смерти. И когда ее муж умер, Нюра, хоть и похоронила его, но сделала это не так, как положено, не по-людски.
Гроб у покойника был самый дешевый, из неструганных досок. Не обитый и даже некрашеный. И даже поминок по нему Нюра справлять не стала. Говорят, что поминки по усопшему справляла родня, которая жила в соседней деревне, однако и туда Нюра не ездила.
Ни на 9 день, ни на 40, не приглашала никого, и сама не молилась за упокой души его. Словно пыталась наказать таким образом покойника. В общем, похоронили его, и деревня продолжала жить своей жизнью. Постепенно все начали забывать уже.
Да вот только стали замечать люди, что из Нюриного дома по ночам начали крики раздаваться, словно дерется она там с кем-то. Спрашивали ее – но она молчала. Словно воды в рот набрала. А по ночам – шум и крик.
Деревня-то все слышит. Вот кто-то набрался смелости, да и как мы вчера, тоже подсмотрел в окно, что же там делается. И увидел то же самое. Потом и другие нашлись. Тогда и поползли по деревне слухи, что по ночам покойный муж приходит к Нюре и учит ее уму-разуму.
Бабушка жалела ее, но считала, что она сама виновата. Нельзя вымещать свою злость на покойнике. Что бы между вами в жизни не происходило. На этом свете все мы можем ссориться друг с другом, но если человек умер, нужно и похоронить его по-человечески, и обряды справить, как это велит обычай. Месть покойнику – последнее дело. Тем более, что иногда он может и ответить.
©