Вероятно, для человека, да и не только для человека, нет более естественного чувства, чем страх. Каждый из нас регулярно испытывает его в своей жизни, а у кого-то есть какие-то определенные фобии, например, страх высоты, закрытых или, наоборот, открытых пространств, пауков, ну и так далее. Вот именно о страхе я и хочу сегодня рассказать вам одну историю.
Случилось это, когда я был еще подростком. Каждое лето родители отвозили меня с братьями в небольшой подмосковный дачный поселок. Здесь у нас был дом, который построил еще мой прадедушка – одноэтажный, но довольно просторный, с большой верандой.
Дом был разделен на две части, каждая из которых имела свой отдельный вход. В одной половине жила наша семья, а в другой – семья дядя Коли, приходившегося нашей маме двоюродным братом.
У дяди Коли была жена и двое детей нашего возраста, мальчик и девочка. Так что у нас подобралась большая компания, мы весело проводили время, как и все дети на даче – купались, загорали, гоняли на велосипедах, играли в футбол, ну и так далее.
В дальнем углу нашего участка стоял сарай, такой же старый, наверное, как и наш дом. И вот этот-то сарай почему-то внушал нам необъяснимый страх. Точнее, не сам сарай, в нем не было ничего необычного, сарай, как сарай, где хранится всякий хлам, половину которого нужно было бы, по-хорошему, выбросить.
Но вот, почему-то не выбрасывали. Один из углов этого сарая уже почти совсем сгнил, его неоднократно заделывали рубероидом и обкладывали шифером, из-под которого проглядывали почерневшие доски.
Здесь буйно разрослись кусты малины, валялись какие-то доски – возможно у многих на участке есть что-то подобное. И днем этот угол у нас не вызывал никаких эмоций. Другое дело вечером.
Как только на поселок опускались сумерки, а за ними следовала ночь, угол этого сарая почему-то внушал нам необъяснимый страх. Если вечером нужно было поставить в сарай велосипеды, каждый из нас старался спихнуть эту обязанность на другого, а если не получалось, мы старались позвать с собой кого-то из братьев, шли к сараю медленно и неохотно, а возвращались оттуда почти бегом, не оглядываясь и так, чтобы не оказаться к тому самому углу спиной.
Много позже, в разговоре с братьями, мы пытались разобраться, что именно внушало нам такой страх в этом заброшенном углу участка. И выяснилось, что почти каждому из нас казалось, что за ним оттуда кто-то наблюдает. Я и сам неоднократно чувствовал на себе этот холодный и тяжелый взгляд.
Хуже всего, что сарай по вечерам перед сном полагалось запирать. Это тоже в ходило в наши обязанности. Делали мы это строго по очереди – кто-то из нас, дрожа от страха, должен был отправиться снова к сараю, запереть его и вернуться обратно. Остальные ждали его в доме, как правило, на нашей половине.
Вот в один из августовских вечеров очередь запирать сарай выпала моему младшему брату Тимке. Мы с Лешей, наши средним братом, остались ждать его у крыльца, над которым горел фонарь.
Как вдруг, Тимка вылетел из темноты с заполошным криком, бросился к нам, впился нам в руки и тащит в дом. Я просто физически ощущал, насколько он был напуган, его просто колотило от страха, который заразил и нас. Все втроем мы ввалились в дом, захлопнули за собой дверь веранды и задвинули тяжелый засов.
На шум прибежали родители и попытались выяснить, что случилось. Тимка ничего не мог объяснить, его трясло, его зубы стучали, а лицо было совершенно белым.
Уже потом, когда он немного успокоился, его отпоили горячим чаем, и цвет лица потихоньку вернулся к нормальному, он сказал, что просто испугался темноты.
Но я почему-то ему не поверил, что-то мне подсказывало, что дело было не только в темноте, тем более, что я заметил, что с того вечера Тимка перестал подходить к сараю даже днем, когда весь участок был ярко залит солнцем.
К сожалению, ничего выяснить тогда я так и не сумел. А тут как раз и август закончился – как всегда неожиданно. Нужно было возвращаться в город. Мы снова отправились в школу, у нас появились новые друзья и новые проблемы, и история с сараем начала забываться.
Тем более что Тимка вел себя вполне как обычно, его не мучили по ночам кошмары, он не стал лунатиком и характер его тоже не изменился. Я решил отложить расследование до следующего лета, но на следующий год родители отправили нас в лагерь, затем они купили другую отдельную дачу, в общем, туда я больше не ездил и о сарае даже думать забыл.
Спустя 15 лет я познакомился, как оказалось, с моей будущей женой. Но тогда мы только начали встречаться. Марина мне очень нравилась, и однажды я предложил ей съездить в места, где прошло мое детство. Она согласилась, я посадил ее в машину, и мы поехали на дачу.
Вероятно, многие испытывали разочарование, когда возвращались куда-то, где они давно не были. Постигло оно и меня – знакомые и любимые места пришли в полное запустение.
В общем, это путешествие не оставило у меня приятных впечатлений, мы даже не стали заходить к родственникам, которые по-прежнему жили в нашем старом доме. Но сарай, как я сумел разглядеть из-за забора, по-прежнему стоял на своем месте.
Это оживило мои воспоминания, и, когда я на следующий день встретился с Тимкой, то решил задать ему вопрос, который мучил меня столько времени – что именно его тогда так напугало? Неужели просто темнота?
Я был готов к тому, что он уже совершенно забыл об этом случае, но он неожиданно помрачнел и замолчал на какое-то время. А потом начал рассказывать, не дожидаясь моих дальнейших расспросов.
Как оказалось, он хорошо помнит тот сарай. Он никогда ему не нравился – как я уже говорил, там хранился всякий хлам. В тот вечер, когда Тимка пошел запирать сарай, он опять почувствовал тот самый взгляд из-за угла. И не просто почувствовал, он вдруг понял, что тот, кто смотрит на него, уже готовится выйти оттуда.
И откуда-то он знал, что когда ТОТ выйдет, ему придется очень плохо. И от этого сознания ему стало так страшно, как не было никогда в жизни. Он даже не помнит, как он сумел тогда запереть замок и как пролетел обратный путь до того места, где мы его ждали.
Спустя еще пять лет умер дядя Коля. Я даже не знал о том, что за год до своей смерти он решил снести сарай и построить на освободившемся месте небольшую баню. Так и сделал. Баня, конечно, получилась так себе, но париться в ней вполне было можно. Дядя Коля был очень доволен.
И вот в тот вечер он отправился в свою баню. Захватил с собой все, что полагается – ну, там полотенца, принадлежности, пивко само собой, легкую закуску. В отличие от многих других, дядя Коля любил париться в полном одиночестве.
Ну, жена и привыкла, что он проводит там пару часов. Она занялась своими делами и совсем забыла про супруга. Хватилась его только уже ближе к полуночи. Взяла фонарь, пошла узнавать, что это он так засиделся. Так она его и нашла в предбаннике, упавшего с лавки, уже бездыханного. Сердце не выдержало. Мама, конечно, узнав о несчастье, сразу поехала помогать вдове. По ее словам, на лице покойного застыла жуткая гримаса, как будто в свой последний миг он увидел что-то невообразимо ужасное. И даже специалистам в морге не удалось до конца убрать эту маску предсмертного ужаса.
Проводивший вскрытие патологоанатом тоже присутствовал на поминках – он был из своих, из местных. Так вот после пары рюмок он рассказал, что сердце дяди Коли не просто остановилось, у него создалось впечатление, что оно было раздавлено сильным ударом. Хотя на грудной клетке никаких следов удара обнаружено не было.
А баня сгорела через несколько дней после похорон. Сама вдруг вспыхнула – очевидно, проводку замкнуло. А может еще что. Сгорела быстро – пожарным осталось только фундамент водой залить. К счастью, дом не пострадал, и к следующему лету вдова дяди Коли продала его, не захотев оставаться на этом месте. Вероятно, оно и правильно. Во всяком случае, я так думаю.
©