У меня погибла дочка. Трудно об этом рассказывать. Что произошло, я и сейчас в точности не знаю. Не разбираюсь я во всех этих технических тонкостях. Знаю только, что, как мне сказали, по каким-то причинам она не справилась с управлением, ее машина вылетела на встречную полосу, по которой как раз проходила тяжело груженая фура. И все.
Как – не справилась? Иришка – да не справилась? Она машину водила так, как не каждый мужчина может. Было время, она и в такси несколько лет подрабатывала, когда семье деньги были нужны. Не понимаю. Не могло этого произойти! С ней не могло.
А вот – произошло.
Еще утром она была рядом, живая, веселая и абсолютно здоровая. Кормила завтраком внука Сашеньку, провожала мужа Олега на работу, хлопотала, суетилась… А вечером раздается звонок, который обрушивается на тебя горной лавиной и бесповоротно делит твою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
Самое главное – у меня в тот день не было никаких предчувствий. И сны мне никакие не снились, и вообще – все было как обычно. Говорят, что многие чувствуют приближение несчастья. Но со мной этого не было.
Хоронили ее в закрытом гробу. Конечно, все знакомые, родственники да и просто небезразличные люди выражали сочувствие, говорили, что не нужно плакать, что там, где она сейчас находится, ей хорошо.
Но разве я могла не плакать? Еще несколько дней назад моя единственная доченька, моя кровиночка была с нами. Я помнила до мельчайших деталей, как она выглядит, как разговаривает, как смеется... А теперь ее нет, и все, что осталось – лишь усыпанный цветами холмик на кладбище с ее фотографией. Как вообще там может быть хорошо, разве оно вообще существует это ТАМ?
Честно говоря, я плохо помню, что я тогда делала, что говорила – все смешалось в каком-то тумане.
Если бы я только могла вернуть тот проклятый день, не пустить ее, не дать ей выйти из дому под каким-то предлогом, задержать ее… Все можно было бы исправить!
Но вернуться в тот день было невозможно, а ведь он был так недавно. Я не могла его отпустить от себя. Сидя у дочери в комнате перед ее портретом, я вспоминала тот день в малейших подробностях. Я разговаривала с ней, а слезы текли и текли по моему лицу. Рядом лежал клубок ниток и начатое вязание, которое она не успела закончить. На столе лежали книги и какие-то бумаги, на стул был брошен ее легкий халатик.
Домашним я строго настрого запретила прикасаться к ее вещам. Конечно, время от времени я заставляла себя немного прибраться, вытереть пыль, пропылесосить в комнате. Но все вещи неизменно возвращались туда, где она их оставила. Это была комната дочери, и в моем воображении она продолжала тут жить.
Иногда я представляла себе, как Иришка заходит в свою комнату, убирает халатик в шкаф. Берет спицы в руки, садится в кресло и начинает вязать. Я задавала ей какие-то вопросы, и мне казалось, что она мне отвечает, что я даже слышу ее родной голос.
Но ее не было, и я снова садилась и начинала плакать.
Муж на меня сердился. Говорил, что давно пора навести в комнате порядок и переселить сюда внучку Женю, которая до сих пор делила с младшим братом одну комнату на двоих. Его слова вызывали у меня настоящую истерику, я кричала на мужа, упрекала в том, что он слишком быстро забыл Иришку, что он предает ее память. Эти ссоры приводили к тому, что мы по несколько дней потом не разговаривали.
А потом и Иришкин муж Олег съехал от нас. И не просто съехал – у него появилась другая женщина. Я не понимала, как он мог, ведь прошло чуть больше года с Иришкиной смерти. А как он клялся, что будет ее любить всю оставшуюся жизнь. И вот – где теперь его клятвы?
Хуже всего, что Иришка мне никогда не снилась. Каждый вечер, ложась в постель, я умоляла ее прийти ко мне хотя бы во сне, я так хотела ее увидеть.
И вот однажды это произошло.
Я увидела сон, в котором мы с Иришкой идем по какому-то незнакомому парку. Или это был лес, я не знаю. Но там было очень много разных людей. Погода была удивительно теплой, дул приятный легкий ветерок, сквозь кроны деревьев пробивались лучи яркого солнца. Иришка шла очень быстро, я едва за ней успевала, потому, когда увидела свободную лавочку, то предложила присесть.
Я помню, что была очень счастлива. Вот она, моя доченька, наконец-то рядом со мной. Я снова вижу ее, могу дотронуться, погладить по руке, обнять. Так я и сделала, но она мягко освободилась от моих объятий и сказала, что нам нужно идти дальше, потому что ей нужно мне что-то показать. Мне показалось, что она чем-то встревожена.
Мы встали и снова пошли по дорожке. Люди, которые шли нам навстречу, выглядели очень счастливыми. Потом мы вышли из леса – там стояли какие-то разноцветные домики. Их окна были открыты, внутри раздавался смех, играла музыка.
Мы прошли мимо этих домиков, подошли к какому-то зданию и спустились в подвал. Иришка открыла дверь и пригласила меня войти. Мы с ней оказались в каком-то полутемном коридоре, освещавшимся тусклыми лампочками под самым потолком. По бокам коридора были двери, за которыми можно было слышать крики и плач.
Мне стало страшно, я сказала, что я хочу уйти отсюда, вернуться на свежий воздух к тем счастливым людям, где мне было так хорошо. Но Иришка настойчиво тянула меня за руку все дальше и дальше, вглубь этого коридора. Она снова повторила, что должна мне что-то показать.
Наконец, она остановилась около одной из дверей и распахнула ее.
Мы с ней оказались в маленькой и довольно грязной комнате почти без мебели. Здесь был только диван и стол у крошечного окна. Полкомнаты был залит водой, мы стояли в ней почти по колено, обои на стенах вздулись и отваливались, а с потолка что-то капало.
Иришка развела руками и сказала, что вот здесь она теперь и живет.
Я растерянно оглянулась – но у тебя все затоплено, может быть, нужно вызвать сантехника?
Иришка грустно смотрела на меня.
- Сантехник тут не поможет. Это твои слезы, мама. Это ты меня ими затопила. Отпусти меня, наконец, не плачь. Тогда я смогу жить с теми людьми наверху.
На этом месте я проснулась. Сон был таким реальным, что я даже чувствовала, как у меня заледенели ноги под теплым одеялом. Мне хотелось заплакать, но усилием воли я подавила в себе это желание.
Уже на следующее утро, когда проснулась, я пошла в Иришкину комнату. Теперь я знала, что я должна сделать. Прежде всего, я разобрала бумаги на столе, сложила их в стопку и убрала в ящик. Затем повесила в шкаф ее легкий халатик, взяла спицы и начала вязать. Иришка вязала шапочку Сашеньке, и я закончила ее работу.
Через несколько дней мы с мужем поехали выбирать мебель. Теперь в бывшей комнате Иришки живет ее дочка и наша внучка Женечка. Ее давно нужно было отселить от братика.
Конечно, я не забыла свою дочь. И горе мое никуда не ушло. Но оно притупилось, и я научилась с ним жить. Вот только мне хотелось бы снова увидеть во сне Иришку, убедиться, что она выбралась из той неприятной комнаты. Но пока она мне больше не снилась.
©