Так случилось и со мной. Когда я служил в Чечне, совсем рядом со мной разорвался снаряд, и я получил тяжелую контузию. Когда пришел в себя, то мало что помнил. Постепенно воспоминания начали возвращаться, но только те, которые касались каких-то недавних событий.
Например, я помнил о своей военной службе, из какого я города, где работал, даже свой развод и бывшую жену вспомнил… А вот что касается более ранних событий – детства, школы – тут был почти полный провал за исключением некоторых отдельных эпизодов.
А что самое главное – я совсем не помнил своей матери, которую потерял около 9 лет – она умерла родами. И ничто не могло освежить мои воспоминания, у меня не было даже ни одной ее фотографии, почему-то они не сохранились. И я даже не знал – почему.
Родственники приезжали ко мне, рассказывали о матери, я знал, что она меня очень любила, и что в детстве я не отходил от нее буквально ни на шаг. Но вот я почему-то никак не мог этого вспомнить.
Прошло время, я выписался из больницы, но воспоминания так и не возвращались. Года через два я решил летом навестить отца, который жил в деревне, пригласил с собой поехать приятеля, точнее одноклассника, с которым мы дружили еще со школы.
Андрей – так его звали, соблазнил рыбалкой. А сам, конечно, надеялся, что в родных местах что-то натолкнет меня, что-то поможет мне вспомнить. Ладно, приехали, пошли с утра на речку, забросили удочки, да все без толку – клева не было.
Просидев без единой поклевки около часа, я предложил проехать чуть дальше, туда, где протекал один из рукавов нашей речки.
Андрей пытался меня отговорить, я этого, понятно, не помнил, а вот он знал, что место это давно имело дурную славу: когда-то много лет назад там была большая деревня, да вот только в войну немцы разрушили ее, а всех жителей согнали в сарай и там сожгли живьем.
Считалось, что с тех пор там бродят призраки невинно загубленных душ, которые никак не могут найти себе покоя.
Я уговорил его все-таки. Сказал, что это очень хорошо, что туда никто не ездит, значит, и рыбы нам больше достанется. Так и вышло – только мы приехали и забросили удочки, как начался клев.
Мы так увлеклись рыбалкой, что не заметили, как пролетел день, и начало темнеть. Решили, что пора сворачиваться и пошли к машине. А она не заводится – ни в какую. Вызвать техпомощь в этот район тоже не представлялось возможным, к тому же и связь почему-то не ловилась.
И тут вдруг… Впрочем, началось все с того, что Андрей осторожно тронул меня за руку и шепотом спросил, не кажется ли мне тишина вокруг какой-то подозрительной? Я прислушался – и вправду, даже листва на деревьях не шелестела.
Тишина была, что называется, мертвой. Приятель мой был напуган не на шутку, это было заметно по тому, как он развернулся, залез в машину и закрылся там. А потом…
Я остался снаружи и услышал, как из-под земли доносятся какие-то странные звуки. Больше всего они были похожи на детский плач – тоненький, жалобный, едва слышный. И сразу несколько звучащих в унисон голосов…
Знаете, я повидал всякое, Чечню прошел, но тут даже и мне стало жутко до дрожи. Единственное, чего мне сейчас хотелось, это оказаться как можно дальше от этого места. А потому я стиснул зубы и пошел копаться в моторе – на Андрея надежды не было никакой.
Внезапно в свете фонаря я увидел еще одни мужские руки, которые помогали мне разбирать мотор. От неожиданности я отступил назад и увидел, что рядом с машиной стоит незнакомец, одетый в немецкую военную форму старого образца – какую показывают в кино.
Откуда он мог здесь взяться? И внезапно я понял – откуда, по моей спине пополз холодный пот. До меня дошло, что рядом со мной находится призрак. Причем, не просто находится, а деловито копается в моторе.
Я стоял и тупо смотрел ему в спину. Через несколько минут он закрыл крышку капота и, вытирая руки, какой-то ветошью, повернулся ко мне. Я не решился взглянуть ему в лицо, опустил глаза в землю и только пробормотал: «Спасибо, Гельмут».
Почему – Гельмут? Я не мог этого объяснить, я просто знал – и все.
Когда я осмелился поднять глаза, то детского плача уже не было, призрака около машины – тоже. Я, с трудом оторвав ноги от земли, подошел к машине, открыл дверь, сел за руль… Мотор завелся с первого оборота – Андрей все так же дрожал, свернувшись калачиком, на заднем сиденье.
Когда мы приехали домой, отец уже спал, но я его разбудил. Я не мог подождать до утра – мне немедленно нужно было узнать у него про этого немца: откуда он там, почему я знаю, как его зовут? А самое главное – почему меня всю дорогу не покидало чувство, что я каким-то образом был связан с этим местом?
Выслушав рассказ про наши ночные приключения, отец немного помолчал, а потом рассказал мне следующее.
Оказывается, мама моя была родом именно из той самой деревни. Жила она там с бабушкой и двумя младшими сестрами, родителей у нее не было – сгинули они в тяжелом 37 году. Когда немцы пришли в деревню, ей было около 7 лет.
Гельмут – это был немец, который поселился в их избе. В отличие от многих других, он был добрым, относился к детям и старухе с жалостью, старался помочь по хозяйству и делился своим военным пайком.
Из его рассказов мама поняла, что происходил он из простой рабочей семьи, а до войны работал автомехаником на одном заводе.
Что произошло, почему немцы в один из дней начали сгонять всех жителей вместе с детьми в сарай – мама не знает. Скорее всего, кто-то из жителей был уличен в связи с партизанами или еще что-то. В общем – точно неизвестно.
Мама с сестрами и бабушкой тоже оказались в том сарае – солдаты обложили его соломой со всех сторон и подожгли. Но уже через пару минут заднюю стенку кто-то стал разносить топором, когда образовалась достаточная брешь, мама узнала Гельмута. Через эту брешь она и выбралась наружу, а потом через нее спаслись еще пятеро детей.
К сожалению, кто-то из немцев заметил то, что сделал Гельмут, и его схватили. Двоих ребятишек – тоже, другие вместе с мамой, которая была старше остальных, успели сбежать в лес. Они прятались в кустах и видели, как Гельмута расстреляли на месте, а детей бросили в огонь.
Мама сумела вывести спасшихся ребятишек в соседнюю деревню, которая находилась в нескольких километрах. Женщина, которая их приютила, строго-настрого запретила кому-то рассказывать о том, как они сумели спастись, и о том, что сделал Гельмут.
Уже когда пришли наши, тела всех, кто сгорел в амбаре, были захоронены в одной общей могиле. Был ли среди них Гельмут, мама конечно не знала.
Но каждый год в день, когда погибла ее бабушка, сестры и все другие жители деревни, мама обязательно ездила на место, чтобы помянуть их. И своего спасителя, конечно, тоже. Как оказалось, мы были на месте сгоревшей деревни именно в день трагедии.
Честно говоря, я не думал, что смогу уснуть в эту ночь. Но как только добрался до подушки – сразу отключился. И приснился мне удивительный сон: во сне я увидел себя совсем маленьким мальчиком, лет пяти.
Мне снилось, что я сплю, а мама пришла меня будить. Я недоволен, с трудом протираю глаза, отворачиваюсь. Мама причесывает меня, умывает, одевает в красивую рубашечку. Мы выходим во двор, а там нас уже ожидает повозка с запряженной лошадью. Я радуюсь – могу еще немного поспать.
Через некоторое время мама снова будит меня, я оглядываюсь и вижу, что стоит на большой поляне, по краям которой видны остовы сгоревших домов. У мамы в руках большая корзина, наполненная цветами, она идет с ней к ближайшим развалинам, садится на бревно, ставит корзину на землю…
Я заглядываю ей в лицо – я впервые вижу ее лицо – у нее серые глаза, из которых текут слезы, небольшой нос заострился и покраснел, пухлые губы плотно сжаты, из них не вырывается ни звука. Еще я вижу небольшую родинку на правой щеке, длинные русые волосы, заплетенные в косу.
Наконец, мама разжимает губы и говорит только одну фразу: «Спасибо, Гельмут». На этом месте я просыпаюсь. В окно светит утреннее солнце, на душе у меня, как никогда в последнее время, легко и спокойно. А еще…
Еще я наконец-то сумел все вспомнить, память вернулась ко мне в полном объеме, я наконец-то помню, как выглядит моя мама. И я невольно повторяю ее фразу, которую слышал во сне: «Спасибо, Гельмут».
©