
Эта ситуация произошла в 90-е годы. Я окончила психологический факультет и планировала защищать кандидатскую диссертацию в скором будущем. Чтобы написать отличную научную работу, я стала помощницей профессора.
В тот период исследовательская деятельность не пользовалась популярностью, как теперь, однако все, кто был знаком с Иваном Григорьевичем, всегда обращались за его консультацией. Большинство людей старалось замалчивать собственные психологические трудности. Но получение совета не считалось чем-то постыдным.
Ивану Григорьевичу было за 60. Опытный психиатр отличался самообладанием и мудростью в каждой ситуации. Ни разу я не замечала его удивления, осуждения или агрессии.
Аспиранты, закреплённые за кафедрой, получали очень мало. Профессор же за индивидуальные консультации имел дополнительный доход. Приём он осуществлял дома. Иногда Иван Григорьевич доплачивал и мне за встречу клиентов, приготовление чая и расшифровку аудиозаписей.
Обычно я сразу же забывала людей, которые посещали профессора. Однако один случай врезался в мою память. Поздним вечером пришла женщина. Я как раз планировала уходить. Когда Иван Григорьевич увидел её, сразу же пригласил в свой кабинет.
Впервые я заметила его тревогу и волнение. Мне удалось услышать через дверь, как сильно и истерично рыдала женщина. Думаю, так плачут после смерти родственников. Когда она ушла, профессор не отдал мне кассету, на которой была запись разговора. Он подчеркнул, что займётся расшифровкой самостоятельно. Я удивилась.
Эта женщина ещё 3 раза посещала профессора. Записи сеансов оставались у него. Моё любопытство возрастало. Я очень хотела узнать, что рассказывает пациентка, раз невозмутимый специалист так нервничает и волнуется.
На протяжении нескольких месяцев она не появлялась. Но когда наконец-то пришла, я с большим трудом узнала женщину. Её молодость и красота сменились загнанностью и ужасом. Лицо стало очень худым и утратило былую привлекательность. Тонкие пальцы, ногти на которых были обломаны, вызывали неприятные ощущения.
Казалось, что на клиентке чужая одежда, настолько она была не по размеру. Иван Григорьевич пригласил её к себе. Он попросил меня приготовить чай. В этот раз из-за двери не было слышно плача и истерик. Я даже не заметила, когда женщина ушла. Дверь в комнату профессора была открыта. Это значило, что сеанс завершился. Я тихо заглянула внутрь. Мужчина прятал лицо.
– Иван Григорьевич, принести чай? – Негромко спросила я.
Он отрицательно покачал головой.
– На верхней полке бутылка. Принеси её, пожалуйста.
Я не двигалась. Врачи запретили ему употреблять алкоголь после перенесённого инфаркта.
– Делай, что я говорю! – Закричал профессор, который всегда был уравновешенным и спокойным.
Я побежала выполнять его просьбу.
– Возьми себе стакан, – добавил он.
Я налила нам водки и придвинула к мужчине тарелку с закуской. Он печально вздохнул и выпил.
– Я жду твои вопросы. Знаю, что давно хочешь задать их, – сказал он.
– Что происходит с этой пациенткой?
Иван Григорьевич подошёл к окну и начал свой рассказ:
– Её зовут Елизавета. Она дочь моего доброго товарища. Я не в силах оказать ей помощь… Не знаю, что с ней. Я бы мог поставить диагноз «истерия»… Однако причина возникновения симптомов и их развитие заставляют меня сомневаться…
Это какая-то чертовщина, хотя мне не верится… Быть может, шизофрения? Нет! Я умею различать такие заболевания.
Профессор отдал мне кассеты.
– Здесь все разговоры. Расшифровка позволит тебе разобраться, о чём я говорю, – пояснил он.
Я воодушевлённо взяла их, стараясь не показывать восторг в такой ситуации, и отправилась домой. Когда я включила записи, то услышала глухой женский голос. Казалось, что она вот-вот начнёт рыдать:
– Я всегда думала, что являюсь хорошим человеком… Но потом я осознала, что такого понятия, как доброта, нет. То, что мы принимаем за неё, является лишь личным представлением о происходящем…
– Милая, поделись тем, что случилось. Я очень хочу оказать тебе помощь, – участливо и заботливо говорил профессор.
– Я помню тот день. Мне было нехорошо, – продолжала женщина. – Витя снова загулял, хотя после рождения ребёнка обещал, что больше не станет. Я была на прогулке с сыном, когда ко мне подошла женщина.
На её руках был младенец. Она просила еды. Я пустила её в квартиру, где поняла, что она цыганка, одетая в какие-то тряпки. Кроме супа и хлеба, мне нечего было предложить несчастной женщине.
Она поблагодарила меня и спросила, изменяет ли мне супруг. Я очень удивилась, но кивнула. Ведь я ей ничего не говорила о Вите. Цыганка быстренько написала что-то на листе бумаги и протянула его мне.
Она сказала сделать, как указано там, тогда муж будет любить только меня одну. После женщина добавила, что вернётся через полгода, чтобы я отблагодарила её за обретённое счастье.
– Что было в той записке? – Поинтересовался профессор.
– Да глупости какие-то. Нужно было сжечь прядь волос, добавить Вите в еду и проговорить слова… Плохо помню… Спустя неделю муж сильно изменился. Он окружил меня нежностью и любовью. Наши отношения наладились.
А после явилась цыганка, чтобы получить оплату. Я успела забыть о ней. Поймите, Иван Григорьевич, я не верю в заговоры и привороты. Мне казалось, что Витя просто одумался. Ведь у нас ребёнок… Я выгнала цыганку.
Она обиделась, начала что-то шептать и плюнула мне в ноги. Именно с того момента начались наши беды. У меня обострилось влечение ко всем мужчинам без разбора. Я стала изменять супругу, причём часто и с разными партнёрами. Мне стали сниться пошлые сны.
Моя знакомая, которая работает гинекологом, сказала, что это нимфомания. Откуда она взялась? Я начала ходить к бабкам. Все они твердили, что во мне бес, который усиливает желание. Поздно я осознала, что стоило заплатить цыганке.
Я пыталась найти её, но безрезультатно. Сил моих больше нет. Сдержаться не могу. А после каждой связи ненавижу себя. Мне очень страшно, Иван Григорьевич… Хоть повесься…
После этих слов женщина начала рыдать. Запись закончилась. Я долго сидела в тишине и думала. Спустя некоторое время мне стало известно, что эта женщина действительно повесилась.
Wed, 07 Aug 2019 06:31:16 +0300
@ Инна Кондаурова